ТЕТРАДЬ ПЯТАЯ (1933-1934 годы)

Мемуары Степана Васильевича Бондаренко. Эта часть написана в 1976 году.

 

Создание политотделов

В первые дни мая 1933 г. меня вызвали в Крайком партии и сказали: "Вот Вам направление. Поезжайте в Москву. Рекомендуем Вас на работу в политотделе МТС." Я был на седьмом небе. Работа в политотделе считалась почётным делом. Да и душа просилась в деревню, в свою родную стихию; хотелось попробовать свои силы, свои способности и умение в организации колхозного производства; вернее - в работе с людьми.
Крайком рекомендовал меня начальником политотдела. Но в ЦК в это время, наряду с отбором начальников, их заместителей и помощников, начался отбор редакторов политотдельских газет, и меня, как газетчика, хотели направить редактором. Это меня не устраивало. В отделе печати ЦК работал Петр Винокуров (когда я был секретарём партячейки редакции и типографии "Советская Сибирь" в Новосибирске, он работал отв.секретарём этой газеты). Я к нему: "Не хочется ехать редактором". Он пошел к кому-то из работников ЦК, вернулся и заявил: "Можешь не волноваться, поедешь первым заместителем начальника".
Первая группа политотдельцев была направлена в деревню, если не ошибаюсь, ещё в феврале 1933 г. Наша группа была, кажется, второй. Мы находились в Москве целый месяц. Через различные органы, в том числе и через ОГПУ, проверяли всю родословную вплоть до дедушек и бабушек, всё прошлое, предыдущую работу каждого из нас. Жили мы и питались в Центральном Доме Красной Армии. Там же для нас было прочитано несколько лекций. Наконец, в первые дни июня был вывешен список: кто, кем и куда назначен. Меня ЦК утвердил заместителем начальника политотдела по партмассовой работе Дундуковской МТС Майкопского района <Северо-Кавказского края - ныне Дондуковская, республика Адыгея, Россия>. Всех нас, отобранных для посылки в политотделы, собрали в зале ЦДКА. Ожидалось, что с напутствием перед нами выступит Сталин, но вместо него приехал Л.М.Каганович.
В ЦК нам оплатили командировочные, выдали подъемные, а в Политуправлении мы получили обмундирование (солдатские сапоги, брюки, гимнастёрки, полушубки, брезентовые плащи) и продовольственные пайки. В дальнейшем продовольственные пайки и некоторые виды промтоваров для работников политотделов и их семей направлялись посылками прямо в политотделы.

 

Что такое политотдел МТС

Дундуковская МТС обслуживала 4 колхоза станицы Дундуковской (колхозы "Верный путь" №1, "Верный путь" №2, "Верный путь" №3 и коммуну имени Сталина), два колхоза станицы Сергиевской и хуторской колхоз "Красный животновод".
Политотдел при МТС был создан в феврале 1933 г. в составе начальника, зам.начальника по ОГПУ и помощника по комсомолу. Начальником был Караулов (к сожалению, имени и отчества уже не помню), лет 45-48. Из рабочих. Член партии с 1918 г. В годы гражданской войны был комиссаром кавалерийской дивизии. Без образования. Когда писал, не ставил никаких знаков препинания: "Они у меня по команде сами разбегаются по своим местам", - отшучивался он. Но человек он был, несомненно, способный, энергичный, до конца преданный делу Октября, отдававший все силы осуществлению поставленных задач. Принял лн меня несколько сдержано, и, как мне показалось, настороженно. Ему, видимо не нравилось, что я пограмотней его, да ещё газетчик. Но внешне всё было в норме. В работе мы находили общий язык, и он поддерживал меня, все мои начинания и предложения. Заместителем начальника по ОГПУ был сравнительно молодой, лет 30, Аркадий Орман. Он занимался, в основном, работой по линии ОГПУ, и я с ним непосредственно почти не сталкивался. Помощником начальника по комсомолу был Миша Зеленков, полный, не по возрасту грузный, ленинградский комсомолец. Энергичный, весёлый, общительный, умел находить общий язык с колхозной молодёжью и в короткий срок завоевал её доверие.
С февраля по июнь, т.е. до моего приезда, эти политотдельцы много поработали в колхозах МТС. В первые дни пришлось столкнуться с огромными трудностями. Значительная масса колхозников голодовала. Были далеко не единичные случаи голодной смерти. Много было опухших от голода. С организацией политотделов государство предоставило колхозам продовольственную помощь (главным образом, кукурузу). Нужно было следить за тем, чтобы при получении продовольственной помощи опухшие от голода сразу не наедались, и тем самым уберечь их от смерти. В первые дни своей деятельности политотдельцы наталкивались и на такие факты, когда в отдельных домах лежали умершие от голода и их некому было хоронить, некому было даже сообщить об их смерти.
Товарищи, знакомя меня с обстановкой, рассказали мне немало о трагических случаях, с которыми им пришлось столкнуться. Например, Миша Зеленков, с которым у нас сложились хорошие дружеские отношения, вспоминал такой случай. Ехал он верхом мимо конюшни колхоза "Верный путь" №3. У конюшни лежала дохлая лошадь. Её охранял милиционер, потому что вокруг стояла толпа человек в 20 с ножами, топорами и косами, готовая по кускам растащить труп лошади. Призывы милиционера к благоразумию не действовали. Зеленков остановился, слез с лошади и стал также уговаривать собравшихся разойтись. Пытался убедить, что мясом этой павшей лошади можно отравиться и умереть. "А нам всё равно умирать с голоду!" - выкрикивали из толпы. Особую активность проявляла одна из женщин с большим ножом в руках. Убедившись, что общими призывами ко всей толпе ничего не добьёшься, пом.начальника политотдела решил действовать по-иному. Он вплотную подошёл к женщине, которая особенно рвалась к трупу лошади, и выглядела среди собравшихся лучше, здоровей других, и предложил ей немедленно уйти домой. Она стала было оговариваться, но решительное требование - а первое время всех работников политотделов считали сотрудниками ОГПУ - подействовало на неё, она медленно отошла от лошади и отправилась, видимо, домой. Затем Зеленков подошёл к мужчине и также приказал ему уйти. И этот ушел. Так, воздействуя на каждого в отдельности, ему удалось рассеять толпу. Из колхозной конюшни было приглашено несколько мужчин, которые под охраной милиционера оттащили от конюшни и зарыли труп лошади. А были случаи, когда дохлых лошадей голодные, часто уже распухшие люди, растаскивали по кускам.

Ко времени моего прибытия в станицу Дундуковскую всё самое трагическое, самое тяжёлое, что досталось на долю моих товарищей - первых политотдельцев, осталось уже позади, хотя последствия так называемого "кулацкого саботажа" ещё далеко не были ликвидированы. С голодом было покончено. Весенние полевые работы, хотя и с большими трудностями, с запозданием, были проведены в целом успешно. Велась обработка посевов подсолнечника и семенников сахарной свеклы. МТС и колхозы готовились к уборке неплохого урожая. Но с наступлением темноты станица словно вымирала. В окнах было темно. На улице не было слышно песен, ни одного девичьего голоса. Нигде нельзя было встретить ни одной парочки влюблённых. Очень редко сквозь тишину прорывались лай собаки да полуночные и предрассветные крики петуха.

Примерно через месяц после меня в политотдел прибыли помощник начальника по женработе и редактор газеты - политотдел уже был в полном составе. Работали мы все много. Я бы сказал - самозабвенно, дружно, творчески. Не знали покоя ни днём, ни ночью. Не сидели на месте, почти всё время находились в колхозах, в бригадах, в поле. Часто во время уборки там и ночевали. Постоянно среди людей, колхозников. Изредка при политотделе проводились совещания секретарей партячеек, председателей колхозов, бригадиров, секретарей комсомольских ячеек. Протоколов этих совещаний не писали, никаких письменных решений, резолюций или обращений не принимали. Обычно на этих совещаниях обсуждались конкретные очередные задачи. Договаривались, что и как надо делать. Начальник политотдела давал "установки". По окончании совещания все политотдельцы, кроме редактора, направлялись в колхозы, чтобы на месте организовывать и контролировать выполнение намеченных мероприятий.
Автомашины не было, и мы ездили на лошадях верхом. У начальника, у меня, у заместителя по ОГПУ и у помощника по комсомолу были "свои", т.е. закрепленные лошади. Содержала их МТС, был специальный конюх. Караулов, бывший кавалерист, учил нас, как надо держаться в седле, чтобы не сбить спину лошади; строго требовал, чтобы каждый из нас сам чистил свою лошадь; следил за уходом за ней. За мной был закреплён четырехлетний вороной жеребец. Рослый. Видный. Но имел один большой изъян: и при езде шагом, и при езде рысью часто спотыкался на передние ноги; и я всё время рисковал вылететь из седла и через голову лошади шлёпнуться на землю. Правда, этого ни разу не произошло, однако я всегда чувствовал себя в седле неуверенно, напряженно.
Днём мы по одному разъезжались по колхозам, а ночью - по два человека (я обычно с Мишей Зеленковым), проверяли, что делалось на полевых станах, на животноводческих фермах.
Вскоре после моего назначения в Дундуковскую, сюда переехала из Ростова Нина Павловна с Тёмой и маленькой Наташей.

Политотделу удалось поднять колхозников, всё население на сбор неплохого урожая. Косовица, скирдование, обмолот хлебов и хлебозаготовки шли, в основном, успешно. Из первых же обмолотов, в соответствии с установленным порядком, колхозникам был выдан натуральный аванс - по 2-3 кг пшеницы на каждый выработанный в первом полугодии трудодень. Колхозники, выработавшие к тому времени по 100-150 трудодней, получили по 200-300 килограммов пшеницы. Это - большое богатство после недавно пережитой голодовки! Намного изменилось настроение людей.
Я уже сказал, что днём мы, политотдельцы, разъезжались по колхозам по одному. Но как-то в конце июля вечером, возвращаясь из колхозов станицы Сергиевской по дороге в Дундуковскую, недалеко к западу от неё съехались Караулов, я и Миша Зеленков. Было сухо, тихо, стоял чудесный летний вечер.
- Стойте, ребята! - сказал Караулов, придерживая свою кобылу. И восторженно воскликнул: Слышите? Песни поют!
Действительно, по дороге с севера к станице шли подводы с колхозницами, которые после рабочего дня с поля ехали домой, и по широкой степи неслась разноголосая песня: "Распрягайты, хлопци, конэй..."
- Это - первая песня, - сказал, расплываясь в радостной улыбке, Караулов, - которую я слышу здесь после приезда в политотдел.
Первая песня, услышанная за полгода! И мы, все трое, несколько минут не двигались с места, с чувством глубокой радости слушали её. Это были для нас торжественные минуты! Колхозники как бы ожили, начали вновь жить!

 

Посевная, бабы, лошади, лодыри и уборные

Колхозы МТС успешно провели уборку и осенний сев. Выполнили планы поставки зерна государству. Засыпали семена. Оставшееся зерно по окончании года было распределено по трудодням - на каждый трудодень пришлось по 4-6 килограммов пшеницы. Многие колхозники пшеницей, полученной на трудодни, завалили свои хаты. Политотдел, вместе с другими советскими органами, проводил работу с тем, чтобы каждая крестьянская семья в ближайшие год-два имела корову. Для этого проводилась контрактация телят у колхозников, имевших коров; часть телочек была продана бескоровным колхозникам с колхозных ферм. ЦК ВКП(б) провозгласил лозунг, легший в основу деятельности политотделов: "Сделать все колхозы большевистскими, а колхозников - зажиточными!" Создавалось новое отношение колхозников к колхозу, к колхозному труду. Возросло доверие всего населения станиц к политотделу. Но, вместе с тем, возникали и новые проблемы, и новые сложности в нашей работе.

Большую часть времени я находился в отстающих колхозах станицы Сергиевской, был как бы прикреплён к ним. В колхозе "Ростсельмаш" этой станицы была 5-ая бригада. Находилась она на отдельном хуторе, имела свои посевные участки. Уже в конце уборки там произошёл такой случай. Молодые озорные женщины затащили старика-бригадира в подсолнечники и там силком стащили с него... штаны. Хотя бригадир и замалчивал этот факт, но о нём стало известно всему колхозу и, конечно, политотделу. Я поинтересовался составом бригады. По списку числилось 56 человек. Из них только трое мужчин: бригадир 65-ти лет, шорник 70-ти лет и подросток. Куда же девались мужчины с этого хутора? Значительная часть из них, если не большинство, во время коллективизации, ликвидации кулачества и "кулацкого саботажа" была репрессирована и отправлена на Север отбывать наказания; многие умерли от голода - смертность от голода среди мужчин была намного выше, чем среди женщин; остальные же мужчины, в частности из молодёжи, во время коллективизации и голода выбыли, точнее, бежали, неизвестно куда.
Когда я приехал на полевой стан бригады, это было вечером, надвигались сумерки, молодые женщины окружили меня и поставили передо мной вопрос в упор:
- А когда нам дадите мужиков?
Я хотел отшутиться, но это у меня не вышло, бабы наступали:
- Вам хорошо смеяться - Вы вот сейчас поедете к жёнушке, а мы с кем ляжем спать? Как нам жить без мужиков?
- А что у вас произошло с бригадиром? - спросил я.
- Что произошло? Да мы затащили его в подсолнухи и сняли с него штаны. Зачем? Да нам интересно хоть посмотреть, какие они, мужики, без штанов, голые.
Мне стало понятным горе этих женщин. Стало понятным и то, почему многие из них стремились растлить, вступить в интимные отношения с находившимся в бригаде единственным 14-летним юношей. Но проблема обеспечения женщин мужчинами, была одной из тех, которую и мы, политотдельцы, не в состоянии были решить.

Политотделы были чрезвычайными органами, наделёнными широкими полномочиями. Работа политотделов - это работа с людьми, и она имела свои особенности. Нам приходилось решать самые разнообразные вопросы и применять иногда такие формы и методы воздействия на людей, которые в обычных условиях были бы неприемлемы.
К лету 1933 г. политотделу Дундуковской МТС удалось поднять трудовую дисциплину в колхозах. Но находились ещё отдельные колхозники и колхозницы, которые часто не выходили на работу, уклонялись от неё. Такие были и в колхозе "Ростсельмаш", который я курировал. Беседы, увещевания, и даже угрозы применения административных мер, не всегда действовали на них. Что же оставалось делать? Я решил на домах (или воротах), где жили такие колхозники, повесить большие, написанные крупными буквами, плакаты: "Здесь живет лодырь - фамилия, имя и отчество - который не выходит на работу". Такие плакаты были вывешены примерно на пяти домах. Хозяева были предупреждены, что за срыв плакатов они будут привлечены к уголовной ответственности. И "как бабка пошептала" - они стали аккуратно выходить на работу. Этот метод воздействия на лодырей был использован и в некоторых других колхозах МТС и оказался довольно эффективным.
В разгар уборки, в обеденную пору я приехал на полевой стан одной из бригад колхоза "Красный животновод". Колхозники, где кто мог, прямо на земле, расположились на обед. Стряпуха по очереди наливала полные чашки горячего аппетитного мясного борща. Поодаль, у длинных, сбитых из досок корыт, стояли на привязи лошади и как-то лениво жевали овёс. Я подошёл к лошадям, - мы строго следили за уходом за лошадьми. Оказалось, корыта были переполнены зерном, которого хватило бы лошадям дня на три. Часть зерна, выброшенного из корыт, утаптывалась лошадьми в навоз и землю. Я позвал конюха. Подошёл мужчина лет пятидесяти, держа в руках чашку только что налитого борща.
- Почему так много насыпали овса? - спросил я.
- А шо тут такого! До завтра они всё поедят.
- Надо же по нормам кормить, и всякий раз подсыпать свежее зерно. Смотрите: весь овёс в корытах лошади переслюнявили, и до завтра зерно потеряет свой вкус. А сколько зерна уже под ногами?
- Ничего. Проголодаются, всё съедят.
Этот ответ возмутил меня, но по-прежнему сдержанно, посмотрев в глаза конюха, я сказал:
- Сами-то Вы каждый день свежий борщ едите, и не станете доедать вчерашнего.
- А мне всё равно, - иронически улыбаясь, с наглецой, ответил конюх.
Меня взорвало. И, обращаясь к бригадиру и стряпухе, я предложил:
- Сварите для конюха отдельно горшок борща и кормите его три дня. Остальным наливайте свежий борщ, а ему - из этого горшка.
Колхозники рассмеялись, но я всерьёз повторил бригадиру и кухарке своё предложение, и оно было выполнено. Три дня на полевом стане стояла отдельная кастрюля с надписью: "Борщ для конюха такого-то (с указанием фамилии), приготовленный ему на три дня". Конечно, конюх этого борща ни разу не ел, но сколько было шуток и смеха в бригаде по этому поводу, что ему стыдно было показываться на людях. Весть об этом борще разнеслась по всем бригадам и колхозам МТС, и, несомненно, способствовала повышению ответственности конюхов в уходе за лошадьми.

 

Карта местности

 

Передовой полеводческой бригадой по МТС считалась бригада колхоза "Верный путь" №2, которую возглавлял кандидат в члены партии Демьян Карпович Донченко. Она участвовала в краевом соревновании "250". Она раньше и лучше других бригад справлялась со всеми сельскохозяйственными работами. Но во время уборочной страды произошел такой случай. У полевого стана стояло несколько скирд необмолоченной пшеницы. К ним подтянули молотилку, однако полдня она не работала. Оказалось, что под эти скирды колхозники... "ходили до ветру". Это было в августе, в летнюю жару, и там стояла тошнотворная вонь. Чтобы затянуть и поставить между скирд молотилку и начать молотить, надо было прежде всё очистить. А этого никто не хотел делать. Каждый отвечал: "Кто туда ходил, тот пусть и чистит, а я не буду." Ходили же туда все.
В препирательствах и спорах прошло полдня. Наконец бригадир вынужден был открыть по этому поводу специальное собрание. После горячих споров всё же решили "общими силами очистить и запретить ходить в скирды".
Только после обеда пустили молотилку. Проработала она до полуночи. Колхозники, обслуживавшие её, ночевали здесь же, на полевом стане. Когда утром поднялись и пошли к молотилке, обнаружилось, что опять кто-то "ходил" в скирды. Опять споры - кому убирать. На следующий день повторилось то же самое. Тогда бригадир решил сам выследить виновных и поймал "на месте преступления" колхозницу и 16-летнего паренька. Колхозницу просто обматерил и прогнал, а Федю взял за шиворот и прямо лицом ткнул в горячее г…
Обо всём этом стало известно начальнику политотдела и он предложил секретарю партячейки колхоза обсудить поступок бригадира на партсобрании. Коммунисты колхоза решили объявить Донченко выговор. На следующий день он пришел в политотдел с жалобой. Караулова не было, он куда-то выехал, и Донченко зашёл ко мне.
- Партсобрание неправильно решило! - заявил он.
- Я тоже считаю решение партсобрания неправильным, - сказал я. - Вас надо было исключить из партии, а оно ограничилось выговором.
Такого ответа от меня он не ожидал и с обидой спросил:
- За что же меня исключать из партии?
- Как за что? За издевательство над человеком, над молодым колхозником. Разве можно делать то, что сделали с ним Вы?!
- А ему можно пакостить в скирдах и срывать работу? Вы знаете, сколько молотилка из-за таких как он, не работала?
- Нет, ему тоже нельзя так делать, как делал он. Но ведь в скирды ходили все колхозники бригады. И почему? Вы задумались над этим? У вас на полевом стане есть уборная? Нет! А ведь кругом стана, после уборки посева, голая открытая степь. Куда же люди должны ходить, как говорят в станице, "до ветру"? Ведь такие вещи не делаются открыто, вот они и ходили, и будут ходить, в скирды. Вы, Демьян Карпович, нашли время даже ночью караулить, но не подумали и не нашли время, не позаботились, чтобы на полевом стане построить уборную.
- У нас люди не привыкли к уборным, - оправдывался Донченко.
- Если не привыкли, то надо приучать, надо приобщать людей к элементарной санитарии и культуре. Вы же коммунист, да ещё и бригадир.
Донченко явно нервничал, выслушивая моё наставление.
- Так вот, Демьян Карпович, - заключил я, - Вам задание: в две недели построить на полевом стане хорошую уборную. Тогда можно будет поговорить и о решении партсобрания.
- В уборную никто ходить не будет, - настаивал бригадир.
- Вы постройте, а мы потом приедем и проверим - будут или нет.
Донченко не ожидал такого оборота дела и ушёл из политотдела расстроенный и недовольный. А я пригласил председателя колхоза Оверченко и предложил ему снабдить бригаду досками и другими материалами и обеспечить, чтобы уборная через две недели была готова. Председатель тоже отнесся скептически.
- Ну, что ж, уборную построим, только никто ходить в неё не будет, - заявил он.
Моё предложение поддержал начальник политотдела Караулов, и, примерно, через две недели мы с ним поехали проверять - выполнено ли наше задание.
На полевом стане уже стояла новенькая, аккуратно сделанная уборная с двумя отделениями: для мужчин и для женщин.
На стане мы застали бригадира и председателя колхоза.
- Хорошую уборную построили! - похвалил начальник политотдела.
- Давайте пойдем проверим, ходят ли туда колхозники? - предложил я.
- Не надо проверять, - смущенно сказал бригадир, - ходят.
- Нет, пойдем посмотрим, - настаивал я. - Вы ведь утверждали, что не будут ходить. И мы с Карауловым пошли, нам нужно было посмотреть, как всё внутри выглядит. Когда вышли из уборной, Караулов ещё раз похвалил бригадира и председателя колхоза:
- Молодцы!

Секретарю парторганизации было рекомендовано пересмотреть решение собрания о вынесении выговора Донченко. А на очередном совещании председателей колхозов, секретарей партийных и комсомольских ячеек и бригадиров начальник политотдела в своем выступлении похвалил Донченко, который первым по МТС построил на полевом стане уборную, и предложил всем бригадирам и председателям колхозов последовать этому примеру. С этого началось строительство уборных на всех полевых станах, затем и в бригадных дворах в станице. Меня с чьей-то лёгкой руки назвали "шефом по уборным", и я не обижался на это.

 

Коммунарский хлеб, помощь лучшей бригаде

Под мою квартиру ещё до приезда семьи был подготовлен большой кирпичный дом, находившийся у площади в самом центре станицы, принадлежавший ранее какому-то купцу. В нём имелся большой зал, спальная комната, ещё одна комната, которую мы заняли под библиотеку. В виде пристройки к дому была кухня с огромной русской печью, лежанкой от плиты и вторым отдельным входом со двора. Пока стояло лето, мы прекрасно располагались в этом доме. Но подошла зима и оказалось, что в нём нет никакого спасения от холода. Сколько ни топили, сколько ни жгли дров - ничего не помогало. Пришлось забросить дом и всей семьёй перебраться в кухню, и там спасаться от морозов на печи и на лежанке. Стряпнёй хлеба не занимались.
В станице имелась коммуна имени Сталина. Она была создана ещё в 1920 году. За 13 лет своего существования она пережила многое. Но в ней за это время сложился сплоченный коллектив коммунаров, переживший все невзгоды. Окрепло её хозяйство. Она стала получать относительно высокие устойчивые урожаи. Всегда перевыполняла планы хлебосдачи. Её не коснулся "кулацкий саботаж". Её члены не переживали голода 1932 года. В последние годы коммуну перевели на Устав сельхозартели (колхоза), однако многое ещё сохранялось "коммунального". В том числе и пекарня. Хлеба бывшие коммунары дома не пекли, а в счет трудодней брали с пекарни печёный хлеб - большие, высокие, пышные, пахучие подовые булки из натуральной пшеничной муки. Мы, все политотдельцы, сдавали свою пайковую муку на эту пекарню и брали оттуда, в соответствии с нормами припёка, готовый хлеб. За деньги в коммуне брали и молоко. Коммуна имела большую бахчу, и осенью мы покупали у неё огромные длинные американские арбузы, а также виноград.
Нина Павловна ходила на работу в колхоз "Верный путь" №3 в качестве рядовой колхозницы, и иногда, в свободное время, писала раешник для политотдельской газеты. Дома хозяйничала домработница. Звали её, кажется, Даша, средних лет, толстая, неопрятная. Тёму она водила в детские ясли в коммуне, и, когда нас не было дома, нянчила Наташу.


Бригада Донченко первой по МТС закончила сев озимых, и мы с начальником решили посмотреть качество сева. Объехав посевные участки бригады, убедились, что хорошо вспахана и заборонована земля. На самом раннем посеве были уже всходы. Они, точно по шнуру, тянулись стройными рядками из края в край нивы. Любо было посмотреть! Сев производился конными сеялками, и можно было только восхищаться мастерством сеяльщика. Но, вместе с тем, края посевных карт не были обпаханы и засеяны (этого никогда не делалось и раньше). Озимая пшеница была посеяна по полю, на котором выращивались семенники сахарной свёклы. Первый год выращенная свёкла зарывалась тут же, на поле, в ямы; в следующем году её выбирали из ям и высаживали для получения семян. Оставшиеся ямы, в которых зимой хранилась свёкла, были кругом опаханы, но не закиданы. В ямах и возле них на следующее лето могли бы размножаться сорняки, мыши и другие вредители. Кое-где оказались огрехи, т.е. просевы - не засеянные места. Бригадир обязался учесть эти замечания и исправить недостатки, а начальник пообещал через недельку еще заехать в бригаду и проверить, что и как будет сделано.
Прошла неделя, а может и больше. Мы с Карауловым снова поехали в бригаду и были огорчены: всё осталось по-старому. Начальник пожурил Донченко, и мы направились дальше. В дороге Караулов озабочено сказал: "Не знаю, что придумать, чтобы заставить Донченко привести озимые участки в культурный вид, чтобы они служили примером для других?" Подумав, повернувшись лицом ко мне, добавил: "А может, организуем ему помощь?" Мне понравилась эта идея, и мы, пока ехали в станицу, детально разработали план.
Прямо с поля заехали в правление колхоза "Верный путь" №2. Никого из руководителей там не застали. Счетоводу оставили записку на имя предколхоза и секретаря партячейки: "Завтра, к 7 часам утра, к политотделу прислать из бригады Донченко два плуга в упряжке. К тому же сроку председатель колхоза, секретарь партячейки и бригадиры остальных бригад должны явиться в политотдел с железными лопатами." На недоуменный вопрос счетовода мы ответили, что надо вспахать и привести в порядок территорию вокруг дома, в котором будет станичный клуб. Бригада Донченко уже отсеялась, поэтому, де, решили взять у него плуги. Из политотдела послали официальное распоряжение в остальные три колхоза станицы Дундуковской: "Председателю колхоза и секретарю партячейки явиться в политотдел с железными лопатами". Из каждого из этих колхозов пригласили по одному бригадиру, тоже с железными лопатами, и по одному инспектору по качеству.
Институт инспекторов по качеству был создан по предложению политсектора Крайземуправления. В каждой полеводческой бригаде из стариков-колхозников назначался инспектор по качеству, задача которого состояла в том, чтобы следить за качеством всех полевых работ в бригаде.
Такое необычное, странное распоряжение вызвало недоумение у руководителей колхозов, но назавтра все они аккуратно явились в политотдел, и как предлагалось, с лопатами.
Собираясь в политотделе, все интересовались:
- Зачем так рано вызвали в политотдел, да ещё с лопатами? Что случилось? Что будем делать?
- Скажем, - загадочно улыбаясь, отвечал начальник, но кто-то подсказывал: "Пойдём клуб готовить".
В 7 часов была отдана короткая команда:
- Пошли за мной!
Впереди шёл начальник политотдела, я - рядом с ним; сзади за нами с лопатами на плечах шагали руководители колхозов, замыкали шествие два плуга в упряжке. Когда тронулись от политотдела, все считали, что действительно идём приводить в порядок усадьбу возле будущего клуба. Но начальник повёл в другую сторону. Кто-то бросил догадку: "Наверное, в МТС". В то время на усадьбе МТС шло строительство, и естественно было предположить, что политотдел решил оказать в этом деле помощь директору. Но когда начальник повел колонну мимо усадьбы МТС (она находилась на окраине станицы) дальше, по дороге, ведущей на участок бригады Донченко, сам бригадир, председатель и секретарь партячейки догадались, и, что называется, "увяли от стыда".

Земля бригады Донченко начиналась сразу за станицей. У края поля, засеянного озимкой, начальник дал команду остановиться. Началась "политзарядка". Начальник политотдела говорил: "Бригада Демьяна Карповича Донченко первой по МТС посеяла озимые. И, слов нет, посеяла хорошо. Взгляните, какими ровными рядками взошла и как ярко уже зеленеет пшеница! За это можно только поблагодарить бригаду и бригадира. Но мы требуем от них большего. Нам надо, чтобы поле не только хорошо было засеяно, но и выглядело культурно, красиво; чтобы колхозники и за это полюбили колхоз. Однако не всё сделано для этого. Посмотрите: края не опаханы, не засеяны. Посреди посева ямы из-под свёклы. Если их не закидывать, то через несколько лет негде будет сеять - все поля будут в ямах. Огрехи, просевы, хоть и небольшие, но есть - их тоже надо заделать: засеять вручную и ручными граблями заскородить. Обо всём этом мы уже говорили с Демьяном Карповичем. Он обещал исправить эти упущения. Но... видимо, у него не хватило сил. Поэтому политотдел вот и решил оказать ему помощь. Для этого мы и пригласили всех вас. Я и мой заместитель станем плугарями и опашем края. Инспекторов по качеству попросим стать по краю поля вместо вёшек, чтобы можно было ровно заделать края. А всех остальных, кто пришёл с лопатами, прошу пойти и закидать ямы и выровнять там землю. Итак, давайте возьмёмся за дело.
После этого все разошлись по местам. Ко мне подошел крайне расстроенный Донченко:
- Мы бы сами опахали края. Но земля сильно засохла, плуги не возьмут.
- Возьмут! - уверенно ответил я.
Конные плуги назывались "Саковскими". Я знал, как их настраивать. Заглубил и плуг начальника и свой. Поехали. Лошади с напряжением тянули плуги, лемеха ровно отваливали жирный чернозём. Доехали до конца гона. Повернули обратно. В складку дошли до другого края и остановились. Начальник позвал всех к себе, и сказал:
- Я думаю, что товарищи Донченко, Оверченко и Богданов (секретарь ячейки) теперь сами справятся. Больше им наша помощь не понадобится. А вас, товарищи гости, прошу отправляться в свои колхозы, и сделать у себя то, в чём мы сейчас помогали Демьяну Карповичу. Иначе нам придётся и вам оказывать помощь.
- Нет, нам не надо такой помощи, - расходясь, говорили гости.
Рядом со мной оказался секретарь партячейки Богданов, он снял шапку и сказал:
- Лучше б вы мне в шапку нас..... То можно было бы отмыть. А срама же не отмоешь.
Я понимал крайнее огорчение и бригадира, и предколхоза, и секретаря партячейки. Но "помощь", оказанная им, пошла на пользу. На пользу всем колхозам МТС. Миновало всего каких-нибудь дней десять, и посевные карты озимых во всех колхозах были приведены в опрятный, культурный вид. Даже суд за указанные упущения не мог бы оказать такого воздействия на руководителей колхозов.

Почему политотдел так требовательно, так строго, может быть, даже жестко, относился к лучшей бригаде и её бригадиру Донченко? Мы, конечно, не собирались замалчивать и не замалчивали успехи, хорошие дела этой бригады, как и других бригад и колхозников. Об их успехах писала, в частности, политотдельская газета. Но мы считали, что хорошего у них никто не отберёт, а недостатки, упущения, проявления недисциплинированности, недобросовестного отношения к общественному труду и общественной собственности могут причинить огромный вред, поэтому в своей деятельности главное внимание уделяли выявлению и устранению недостатков, острой критике их. Мы критиковали бригаду и бригадира, чтобы не было застоя, чтобы она работала ещё лучше, и была во всём примером для других.

О бригаде Д.К.Донченко, её опыте работы я написал большой очерк, который был напечатан в сборнике, посвящённом лучшим бригадам края; он вышел в Ростиздате отдельной брошюрой. К сожалению, этот очерк у меня не сохранился, - при аресте в 1937 г. и сборник и брошюра были изъяты и затем уничтожены.


Следует сказать, что мы дружно работали с Карауловым. Он почти всегда поддерживал меня, мои предложения и начинания. Советовался со мной. Но были у нас и разногласия; правда, небольшие. Об одном стоит вспомнить. Оно возникло вот по какому поводу. Для всех колхозов на 1933 г. был установлен твердый план поставок зерна государству по культурам, т.е. в зависимости от плана посева культуры - пшеницы, ячменя, кукурузы. Пшеница, как известно, созревает раньше, чем кукуруза. И многие колхозы МТС, выполнив план поставок пшеницы, стали сдавать пшеницу вместо кукурузы. В одном из колхозов складывалась такая обстановка - если он сдаст пшеницу вместо кукурузы, то у него мало останется пшеницы для распределения по трудодням. Я считал, и меня поддерживал пом.начальника по комсомолу Зеленков, что надо приостановить сдачу этим колхозом пшеницы в счет кукурузы; подождать, пока созреет кукуруза, и тогда рассчитаться с государством кукурузой. Я и Зеленков пошли с этим предложением к Караулову. Он отверг наши предложение. Мы не стали спорить и особенно настаивать: слово начальника - решающее.
Я было уже забыл об этом инциденте, но, оказалось, что о нём помнит Караулов. Новый, 1934 год я встречал в вагоне скорого поезда Сочи-Москва. Меня срочно вызвали в Москву, в ЦК ВКП(б). В телеграмме говорилось, что я должен привезти с собой характеристику на себя от начальника политотдела. Караулов её написал, вложил в конверт, тщательно запечатал и вручил мне. Утром второго января я был в Москве, в ЦК. Зашел в сельхозотдел. Заведовал им, кажется, Акульшин. Его заместитель прежде всего спросил, привёз ли я характеристику. Я вручил ему пакет. Он прочитал, сказал: "Подождите несколько минут" и сам с характеристикой ушёл к заву. Вернувшись, заявил: "Можете ехать домой".
Я был в крайнем недоумении: зачем меня вызывали в ЦК? Зачем ЦК понадобилась на меня характеристика? Что там написал обо мне Караулов? Ответы на эти вопросы я получил позже, в Политсекторе Крайземуправления в Ростове. Оказывается, в ЦК было намерение послать меня начальником политотдела МТС в Сибирь; тогда шло комплектование новых политотделов в Сибири. Но когда прочли характеристику, порешили не назначать и отправить обратно. В общем, Караулов дал мне положительную характеристику. Однако, вспомнил о наших разногласиях по поводу сдачи государству пшеницы вместо кукурузы, и написал, что я поддерживал "потребительские настроения" колхозников и выступал против сдачи колхозами государству пшеницы вместо кукурузы, оценив это как антигосударственные тенденции.
Я был огорчён - я никогда не мог даже подумать, что Караулов может "подложить мне свинью", однако ошибся. Он оказался "сверхбдительным". Огорчение было недолгим.

 

Выставка брака и Красные уголки

В январе или феврале 1934 года политотдел провел слёт колхозников (на него выделялись наиболее авторитетные колхозники), посвященный подготовке к весеннему севу. И к этому слёту организовали выставку брака. Над её организацией много поработал пом.начальника Миша Зеленков со своими комсомольцами. На ней были представлены натуральные экспонаты, собранные в колхозах: плохо отремонтированные бороны, неправильно отбитые лемеха, неисправные хомуты и колеса от бричек, поломанные вилы и грабли и т.д., словом, было собрано самое худшее, что было найдено. К каждому экспонату была сделана надпись: откуда он, из какого колхоза и бригады, и кто конкретно (по фамилиям) виновен в этом браке. Выставка брака явилась одной из острых и наиболее действенных форм критики недостатков в подготовке к посевной; критики бесхозяйственности и недобросовестного отношения к колхозному добру, к порученной работе. Выставка вызвала большой интерес, её посетили не только участники слёта, но и многие жители станицы.

Главное, решающее для каждого руководящего органа, для каждого деятеля, от самого маленького до самого большого, - это заслужить доверие масс; надо, чтобы в него поверили руководимые, и тогда, как говорится, можно горы ворочать. За год своей работы политотдел Дундуковской МТС завоевал доверие колхозников, всего населения; ему верили, и это создавало дополнительно широкие возможности для дальнейшей плодотворной деятельности.
Подошла глубокая осень, а за нею - зима, и перед нами - политотдельцами, встали новые практические задачи. Начальник занялся прежде всего организацией зимнего ухода за лошадьми, а также другими видами колхозного животноводства. Бывший кавалерист, он любил лошадей и требовал образцового ухода за ними. Под его строгим контролем были отремонтированы и утеплены конюшни. Установлены нормы кормления, время дачи корма, поения и чистки. Ночью на каждой конюшне поочередно дежурили по две-три колхозницы. Их обязанность состояла в том, чтобы контролировать выполнение установленного распорядка и помогать конюхам в уходе за лошадьми. Как только животное "оправлялось", дежурные тотчас же собирали навоз на лопаты и уносили его в установленное место; подметали, наблюдали чистоту и порядок в конюшне в течение всей ночи. И делали это без оплаты, без принуждения; делали, потому что так сказал политотдел. Мы, все работники политотдела, часто ночью наведывались в колхозные конюшни и всегда находили дежуривших там женщин с ночными фонарями, лопатами и метлами.
Я, как заместитель начальника по партийно-массовой работе, вместе с помощником начальника по комсомолу и женработе, занялись в основном такими вопросами: организацией политической учёбы коммунистов и комсомольцев - я лично руководил кружком, в котором занимался актив МТС и колхозов; организацией обучения неграмотных и малограмотных колхозников и колхозниц; организацией в бригадах красных уголков и художественной самодеятельности; приведением в порядок улиц, колхозных дворов, дворов и домов колхозников, запущенных в период "кулацкого саботажа".

Начали эту работу с той же бригады Донченко. Пошёл я в бригаду. Пригласил бригадира и учётчика. Собрали актив и стариков бригады, и вместе с ними в течение вечера обсудили и составили конкретный план осуществления этих мероприятий. В плане было подробно записано, что надо сделать и к какому сроку, и кто, пофамильно, должен сделать это. В первую очередь надо было оборудовать Красный уголок - без него негде было собраться людям учиться грамоте, устраивать молодёжные вечера и т.д. Надо было обеспечить обучающихся тетрадями и карандашами или ручками и чернилами. Надо было отремонтировать изгородь и починить ворота бригадного двора. Наметили и в бригадном дворе построить уборную (уборных нигде не было!) и многое другое. На всё это не было ни копейки денег, ни досок, ни гвоздей, ни других материалов. Ничего! Всё это надо было изыскивать на месте, на основе инициативы и самодеятельности самих членов бригады. И после я удивлялся: откуда что бралось!
Через несколько дней в помещении, отведённом под Красный уголок, были застеклены разбитые окна (даже стекло нашлось, которое в то время трудно было найти - было вынуто из старых окон), исправлена дверь, подремонтированы полы и печка. Произведена побелка. А затем на окнах появились занавески, живые цветы в горшочках, цветы из бумаги. Картины. Даже зеркало. И все это со вкусом, заботливыми руками, было развешано и расставлено в Красном уголке. Сюда приятно было зайти и посидеть, поиграть в самодельные шашки, просто поговорить с людьми. Тетрадей новых для ликбеза не было - пошли в ход старые ненужные книги. На них писали диктанты, решали задачи и т.д. Чернила делали сами, из ягод и другого местного сырья. Занятия с неграмотными и малограмотными проводились три раза в неделю, их вела учительница школы.
Также, в порядке самодеятельности, старики отремонтировали ограду и ворота бригады, построили уборную - нашли для этого и доски, и гвозди, и всё другое, что понадобилось.
Перед Новым годом из наиболее активных колхозниц бригады была создана специальная комиссия, которая обошла все дворы и дома колхозников бригады, и проверила, в каком состоянии они находятся. Особенно грязно оказалось в доме колхозницы Ксении Сурниновой, хотя она и жила одна. И комиссия решила оказать ей "помощь" - к ней пришло несколько женщин со щётками, ведром с известью для побелки, с глиной для обмазки печки и тряпками для мытья полов, которые, видимо, никогда не мылись. Хозяйка было хотела не пустить в дом помощниц, а потом горько разрыдалась - ведь это позор на всю станицу! Но это был предметный урок и для других нерадивых хозяек.

План проведения культурно-бытовых мероприятий бригады Донченко в осенне-зимний период был опубликован в политотдельской газете. Затем он обсуждался на совещании секретарей партийных и комсомольских ячеек и бригадиров всех колхозов МТС. После этого подобные планы были составлены по всем бригадам. Началось подлинно живое соревнование между бригадами. Каждая бригада не хотела уступать другим. Ревниво следили друг за другом и старались опередить друг друга. Красные уголки были созданы во всех бригадах, и один другого лучше: если в Красном уголке бригады Донченко в начале были занавесочки, картины и цветы, то в соседней бригаде, кроме того, появилось зеркало. Донченко не хотел отставать, и через несколько дней у него в Красном уголке висело уже трюмо. Бригада Донченко продала воз сена, накошенного сверх нормы, и купила гармонь. Через некоторое время гармошки были уже во многих бригадах. И так далее. И делалось это без нажима сверху, без бумажных соц.обязательств, в порядке подлинной инициативы и самодеятельности колхозников и руководителей бригад и колхозов.

В начале 1934 г., в январе или феврале, газета "За коммунистическое просвещение" (издавалась в Москве, позже была переименована в "Учительскую газету") поинтересовалась работой политотдела Дундуковской МТС и граничащей с ней соседней Гиагинской МТС. Бригада газеты с участием представителей колхозов Гиагинской МТС проверила состояние Красных уголков, состояние обучения неграмотных и малограмотных, проведение мероприятий по культурному обслуживанию и улучшению быта колхозников. Итоги проверки обсуждались на совещании в станице Гиагинской. Там я выступил с рассказом об опыте нашего политотдела: что и как мы делаем. Между прочим, я сказал, что меня называли "шефом по уборным", и это моё высказывание было напечатано в газете. В газете был дан разворот (две внутренние полосы), посвященный опыту работы политотделов Дундуковской и Гиагинской МТС. Газета признала, что в нашей МТС безусловно лучше оборудованы Красные уголки в бригадах, лучше организовано обучение неграмотных и малограмотных, больше уделяется внимания улучшению бытовых условий жизни колхозников.

 

Отчет для ЦК

По завершении 1933 г., видимо, в начале февраля (или в конце января) 1934 г. меня вызвали в Ростов, в Политсектор Крайземуправления и поручили вместе с редактором газеты политотдела Ленинградской МТС (бывшей до выселения станицы Уманской) Женей Поповкиным написать для ЦК ВКП(б) отчёт об итогах годовой работы политотделов Северо-Кавказского края. В наше распоряжение были предоставлены письменные отчёты политотделов края. Сначала мы занимались чтением этих отчётов, извлечением, выборкой из них самого интересного - делали выписки, пометки, а потом составили план и писали отчёт для ЦК ВКП(б). Работали мы и жили в гостинице "Дон", занимали отдельный номер.
Е.Поповкин был на несколько лет моложе меня и выглядел щуплым юнцом. До политотдела работал, кажется, в аппарате ЦК. Мечтал стать писателем, об этой мечте прямо говорил мне. И он стал писателем. Самый крупный его труд - роман "Семья Рубанюк". Закончил его уже после войны или в конце войны. Где был и что делал во время войны - не знаю. В последние годы жизни был редактором журнала "Москва", органа Союза писателей РСФСР. Работали мы над отчётом для ЦК недели две, а может и больше, и в общем, успешно выполнили поручение. За время этой работы, можно сказать, подружились.

На районной партконференции в начале 1934 г. меня избрали кандидатом в члены Майкопского райкома ВКП(б).

Мы жили в станице Дундуковской до марта 1934 года, т.е. всего месяцев девять.

<<<=== *********** ===>>>

 

© 2009 Тетради

Пожалуйста, не используйте материал без разрешения.


Hosted by uCoz