ТЕТРАДЬ СЕДЬМАЯ (1935-1936 годы)
Мемуары
Степана Васильевича Бондаренко. Эта часть написана в 1977 году.
|
Второй секретарь райкома
Реорганизация политотделов сопровождалась
разукрупнением существовавших и созданием новых районов. Из Ново-Покровского
района был выделен новый, Калниболотский район, с центром в станице Калниболотской,
в который вошли зоны двух МТС - Калниболотской и Ново-Ивановской. Под квартиру в Калниболотской нам предоставили пустовавший кулацкий дом. Находился он недалёко от центра, но на отшибе, на пустыре. Вокруг него не было ни построек, ни ограды, стояли только густые высокие бурьяны. Внутри несло запахом запустения. Старая домработница из Ново-Ивановской с нами не поехала, у неё там был жених. Пришлось искать новую няню. Нашли молоденькую девушку, которая и оставалась дома с Тёмой и Наташей. С самого начала не ладилась у меня работа
в райкоме, не лежала у меня к ней душа. Формально между первым и вторым
секретарями существовало распределение обязанностей: за первым секретарём
- общее руководство и организационно-партийная работа; за вторым - пропаганда
и агитация, школы, вопросы культуры. На деле же каждый из нас по-прежнему
занимался своей МТС. Садовский - колхозами Калниболотской зоны, я - Ново-Ивановской;
он не бывал в колхозах Ново-Ивановской МТС, я не бывал в колхозах Калниболотской
МТС. На время весеннего сева, по решению бюро райкома, я был прикреплён
к Ново-Ивановской МТС, Садовский - к Калниболотской. Посевная 1935 года
в Ново-Ивановской МТС шла более успешно чем в Калниболотской, и это, в
известной мере, затрагивало престиж первого секретаря. Я послал в ЦК заявление с просьбой освободить меня от обязанностей второго секретаря Калниболотского района и направить на работу директором МТС. Свою просьбу мотивировал тем, что мне хочется заниматься непосредственно колхозным производством. Я писал, что на селе сейчас происходят важные процессы: появляется и растёт большой отряд механизаторов-трактористов, которые уже не являются в полном смысле колхозниками, но их ещё нельзя назвать и рабочими. Мне хотелось бы быть ближе к ним, лучше знать их, чтобы попробовать написать о них книжку. Я действительно мечтал тогда написать такую книжку. В заявлении в ЦК я ничего не говорил о разногласиях с Садовским. В июне мне предоставили отпуск. Возвращаясь,
кажется из Кисловодска, я по пути заехал в Москву (там жила мать Нины
Павловны). Зашёл в ЦК. Встретился с инструктором Шацкой. Она стала уговаривать
меня, чтобы я взял заявление обратно. Сказала, что ЦК намерен послать
меня первым секретарём райкома в Сибирь или другой край. Я настаивал на
своём. Шацкая предложила вместе с ней пройти к Маленкову, который в то
время ведал кадрами в ЦК (секретари райкомов были в номенклатуре ЦК).
Я отказался идти к Маленкову и ещё раз повторил свою просьбу. В стремлении уйти с партийной работы, возможно, проявилась интуиция, неосознанное предчувствие грядущей опасности впереди. Если бы я не ушёл и согласился стать первым секретарём райкома, то это означало бы верную гибель в 1937-1938 гг., ибо НКВД, арестовывая первых секретарей райкомов, делал их "руководителями правотроцкистских контрреволюционных организаций", и они уничтожались. |
Утиная охота
Поскольку секретари райкомов были номенклатурой
ЦК, решение Крайкома подлежало утверждению ЦК. В ожидании этого утверждения
больше месяца я был не у дел (хотя и получал зарплату) и занимался охотой.
Нина Павловна находилась в это время на курсах в Геленджике. Тёма и Наташа
оставались с няней, а я чуть ли не каждый день с ружьём за плечами отправлялся
на речку Ею, километров за 8-12 от станицы. Речка эта весной и после сильных
дождей наполнялась водой и текла на всем протяжении района до Азовского
моря. Летом же в районе станицы Калниболотской и выше пересыхала, но оставались
в камышовых зарослях небольшие плеса, озерки, в которых в конце лета и
в начале осени обитали стаи уток. Вот по этим плёсам я и бродил. Однажды сидел в камышах в засаде. Рядом слышу душераздирающий крик лягушки. Взглядом разыскал её: она с диким криком, преодолевая собственное сопротивление, ползла из грязи в камыши. Что с ней? Почему она так напрягается и кричит? Куда и зачем ползёт? Пригляделся к камышам - там лежал уж. Он высоко приподнял голову и уставился своими глазами на лягушку; она, видимо под влиянием его гипноза, подползла к нему, и, как бы сама, стала втискивать свою голову ужу в пасть, и он постепенно засосал её. Был и такой случай на охоте. Перед самым закатом я сидел в засаде в камышах. Справа от меня, в конце плёса, на отмель, вернее, на загустевшей ил, села пара чирков. С правой руки я не мог стрелять. Если бы попробовал повернуться, то наверняка вспугнул бы их. Решил выстрелить с левой руки. Одна утка осталась на месте. Я полез в грязь за ней. Но чем ближе подбирался, тем глубже и глубже меня засасывал ил. Вот увяз уже почти под руки. Хотел повернуть назад, и не мог: ил не выпускал ни туда, ни сюда. Чувствую, что совсем может засосать, с головой. Силы уже на исходе. Кричать? Звать на помощь? Но кругом ни души! Солнце уже село, начинает темнеть. Пришла мысль: надо ложиться на грязь грудью - площадь опоры будет больше - и попробовать постепенно вытянуть из грязи туловище и ноги. Напрягаю, казалось, последние силы, - и вот уже на пузе по грязи ползу к камышам, к берегу. С тех пор дал зарок - не лазать в грязь за утками. Часто выходил на охоту в ночь. Дотемна сидел
в камышах в засаде и оставался ночевать в степи, чтобы чуть свет снова
быть в засаде. Ложился наверху в стогах сена или соломы, или в копнах,
которые находились недалеко от речки. Ляжешь, бывало, и долго не можешь
уснуть: смотришь в бездонное небо с миллиардами мигающих звездочек. Или
закроешь глаза, вдыхаешь свежесть степных ароматов, и чутко прислушиваешься
к ночным звукам и шорохам. Вот одиночный запоздалый голос какой-то птицы.
Вот кваканье лягушки. Вот шорохи в камышах лёгкого ветра. К полуночи все
замирает. Наступает таинственная тишина. Но проходит час, и степь просыпается,
постепенно вновь наполняется звуками. Сначала где-то подаст голос одна
лягушка. Она как бы будит остальных. На её зов откликается вторая, третья
... десятки, затем сотни лягушачьих различных по тембру голосов, - и разыгрывается
причудливый лягушачий концерт, который не стихает до солнца. Первые ночи
мне казалось, что это просто какой-то безалаберный свадебный крик, но
дальше, когда стал внимательно вслушиваться в него, стал постепенно улавливать
как бы систему лягушачьих звуков-песен. Охота моя кончилась тем, что в сентябре после
сильного дождя, от которого Ея разбухла, выйдя рано, подстрелил утку,
полез за ней в воду. Вода была холодная, я озяб, простыл, и на второй
же день - ангина с высокой температурой. Накануне окончательного выезда из Калниболотской
я попросил председателя райисполкома Филатова проехать со мной по колхозам
Ново-Ивановской МТС, чтобы я мог проститься с людьми. Он охотно согласился. |
Карта местности
|
Нина Павловна Вильрат, жена
С.В.Бондаренко (1935 г.)
|
Дни директора МТС
Сидорово-Кадамовская МТС считалась одной из самых отстающих в крае. Находилась она в пристанционном поселке Каменоломни в 3-4 километрах от города Шахты. Обслуживала весь Шахтинский район, кажется, 17 колхозов. Больше половины из них - это мелкие хозяйства, расположенные в шахтёрских рабочих поселках или вблизи их, возле шахт. Многие колхозники, имея приусадебные участки, занимались выращиванием овощей, которыми торговали на базаре по высоким спекулятивным ценам, и только от случая к случаю выходили на колхозную работу. Немало было и таких: глава семьи работал на шахте, а другие члены семьи числились в колхозе, семья пользуется льготами, положенными для колхозников, а в общественном труде не участвует. Трудовая дисциплина была крайне слабой. Бригадиры вынуждены были каждый день ходить по домам и "выгонять" людей на работу. Это, естественно, отрицательно сказывалось на экономике колхозов. МТС была организована в числе первых в крае. Имела относительно большой тракторный парк - свыше 50 колёсных тракторов сталинградского тракторного завода - СТЗ. Для тех времён это было много. Но весь этот парк был старый, сильно истрёпанный, изношенный. На таких тракторах мало было охотников работать. Отсюда большая текучесть трактористов. Я приехал в Каменоломни в октябре. В горкоме
партии меня предупредили о трудностях и об ответственности за работу МТС.
Шёл подъем зяби. Задания по вспашке не выполнялись. Многие тракторы простаивали
из-за поломок и отсутствия запасных частей. А когда трактор стоит, тракторист,
оставаясь без заработка, бросает его и уходит на другую работу, обычно
на шахту. Финансовое положение МТС было тяжёлое: из-за большой задолженности
нефтебаза отказывалась отпускать горючее, текущий счет в банке был арестован.
Своевременно не выплачивалась даже зарплата работникам МТС. План зяблевой пахоты МТС не выполнила. Глубокой
осенью, когда пахать уже было невозможно, тракторы начали стягиваться
на зимний ремонт. Я придавал ему первостепенное значение, ибо от качества
ремонта зависели успехи весеннего сева и всего будущего года. Однако условия
для ремонта были очень трудные. Мастерская МТС представляла собой обычный,
даже не утеплённый, сарай. В нём можно было поставить всего 4-5 тракторов.
Двор мастерской, расположенный между жилыми домами посёлка, не мог вместить
и половины машин. Грязь в нём стояла чуть ли не по колено. Мастерская
не располагала нужными станками и инструментами. Например, коленчатые
валы на проточку и шлифовку приходилось сдавать в другие МТС, или в мастерские
промышленных предприятий. Часть тракторов осталась на зимовку в колхозах.
Там их трактористы разбирали и починяли, иногда туда наезжали механики
МТС. Тракторы и прицепные орудия к ним ремонтировали трактористы, работавшие на них. Так как в мастерских можно было ремонтировать одновременно не больше 7-8 тракторов, то пришлось установить очередность ремонта по бригадам. Ремонтники - трактористы, приезжавшие из более отдалённых колхозов, жили в небольшом, тесном и не отличавшемся чистотой общежитии. Спали вповалку на нарах. Здесь же, в комнате, на железной печке кипятили чай, готовили пищу. Массово-политическая работа среди работников МТС, в том числе и среди трактористов, лежала на моём заместителе по политчасти, бывшем помощнике начальника политотдела по комсомолу этой же МТС, Николае Соколенко. Он далеко не был энтузиастом своего дела. Поэтому я сам решил включиться. К тому же я ещё не отказался от намерения написать книжку о трактористах, и мне нужно было их лучше знать. Я часто вечерами заходил в общежитие. Обсуждал ход ремонта. Проводил беседы по вопросам текущей политики. Подготовил и прочитал лекцию об итальянской колониальной войне в Абиссинии. Устраивал читки художественной литературы. Помню, читал им отрывки из "Поднятой целины" М.А.Шолохова - о приключениях деда Щукаря, и другое. Отвечал на вопросы. И так как в течение зимы состав ремонтников менялся, то мне пришлось несколько раз повторить свою "программу". Это способствовало взаимопониманию между директором и трактористами. Занимался политической работой и среди работников МТС. Аппарат управления МТС был немаленький: главный агроном и участковые агрономы в ряде колхозов, главный механик, механики по сельхозмашинам и отдельно - по комбайнам, заведующий мастерскими, рабочие мастерских - токари, слесаря и др., зоотехник, главный бухгалтер, бухгалтер и счетоводы, завхоз, конюхи, шофёры и др. Перед Новым годом договорились с замполитом
провести совещание работников МТС по итогам года и задачах на будущий
год, но, так сказать, "с литературным уклоном". Объявили, что
такого-то числа, во столько-то часов вечера в конторе (МТС не имела даже
красного уголка!) состоится совещание, в заключение - литературный вечер.
Собрались почти все. Я предложил начать прямо с литературы. Кто-то возразил:
В районе было три центра, руководящих колхозами, тогда как при политотделах руководство осуществлялось, по-существу, из единого центра. Что касается влияния МТС на колхозы, то оно носило ограниченный характер, шло по линии производственной, главным образом в области полеводства. При горисполкоме существовал городской земельный отдел. Он тоже был призван контролировать и направлять деятельность колхозов. На практике сложилось так: МТС в первую голову отвечал за полеводство, а горземотдел ведал прежде всего животноводством. Практическое же руководство колхозами, в том числе и массово-политической работой, осуществлял горком партии, через колхозные парторганизации. Но в районе насчитывалось несколько десятков шахт. Уголь играл решающую роль в экономике, в индустриализации страны, и горком был поглощен заботой о выполнении заданий по добыче угля. Колхозами же и совхозами, по сути дела, занимался только один инструктор горкома по сельскому хозяйству. В зимний период надо было не только отремонтировать тракторы, но и подготовить трактористов, которых не хватало. Для этого создали курсы при МТС. Охотников учиться на курсах оказалось мало - молодёжь стремилась на работу в шахтах, на промышленных предприятиях. Приходилось нажимать на председателей, требовать, чтобы посылали на курсы своих колхозников, чтобы иметь своих трактористов; в противном случае МТС, дескать, откажется обслуживать колхоз. Это мало помогало. Даже часть из тех, кто прибывал на курсы, бросали вскорости. Дело в том, что не было грамотных, квалифицированных, хорошо подготовленных преподавателей. Занятия вели механики МТС, практики и самоучки. Главный механик - хороший мужик, коммунист Иван Яковлевич Башкиров - бывший шофёр. Механик по сельхозмашинам - Усенко, малограмотный крестьянин, в прошлом работал на молотилках, но даже не знал названий некоторых деталей. Вёл свои занятия, поставив всех у машины: "Оця штука чипляется за оцю штуку". Такая учёба мало кого могла удовлетворить. Много хлопот доставляла подготовка к яровизации
пшеницы и картофеля. К тому времени на горизонте появилась восходящая
звезда - бывший сельский агроном, ставший в дальнейшем академиком Лысенко.
Он пользовался полным доверием и поддержкой самого Сталина. Лысенко выдвинул
и "научно" обосновал предложение о яровизации перед посевом
семян яровых культур. В государственном порядке было предложено провести
яровизацию пшеницы во всех колхозах. Для этого требовалось построить или
приспособить огромные сараи или навесы. Подготовить кадры яровизаторов.
Купить необходимые приборы и инструменты. Надо было определять сроки яровизации:
нельзя было запаздывать, но и спешить было опасно. А опыта не было. Да
и колхозные руководители скептически относились к ней. Были случаи, когда
намоченные семена сильно прорастали до высева, и от этой яровизации было
больше ущерба, чем пользы. |
ЧТЗ и объективные условия
Подоспела весенняя страда 1936 года. Она
оказалась очень трудной и напряжённой. В связи с тем, что план подъёма
зяби в 1935 г. не был выполнен, объём тракторных работ, в частности -
весенней вспашки, увеличился. Между тем с первого же дня начались поломки
и аварии. Ломались старые изношенные детали, выходили из строя бывшие
в употреблении подшипники от врубовых машин. У значительной части трактористов
не было ни опыта, ни квалификации, а некоторые безответственно относились
к работе. Мастерская МТС не справлялась с количеством выбывающих из строя
машин. Большие перебои в работе тракторов означали задержку сева и, естественно,
вызывали недовольство в колхозах, в горкоме партии и горисполкоме. Отдельные
руководители колхозов (помню, "Серп и Молот", "Возрождение")
брали на себя заботу об обеспечении своих тракторов запчастями: используя
свои связи, доставали на шахтах даже новые подшипники. Но это не решало
задачи обеспечения бесперебойной работы всего тракторного парка.
Не лёгкой была и уборка. МТС имела более
10 комбайнов "Коммунар". Они тоже часто выходили из строя. Не
было опытных комбайнеров. Не хватало запасных частей. Всё же производительность
комбайнов увеличилась. Если в 1935 году в среднем на каждый комбайн было
убрано по 290 гектаров колосовых, то в 1936 году средняя выработка возросла
до 410 гектаров.
Несмотря на все неудачи 1936 года, я не падал
духом, не унывал. Я был убеждён, что в новом, 1937 году, работу МТС можно
намного улучшить. Для этого складывались объективные условия. Благодаря
мероприятиям партии и правительства, решительно улучшилось общее состояние
в сельском хозяйстве страны. Установление твёрдых поставок зерна государству,
разрешение колхозной торговли и другие меры привели к повышению материальной
заинтересованности колхозников в труде. Колхозы МТС в 1936 г. собрали
в целом неплохой урожай, рассчитались с государством по хлебопоставкам
и выдали на трудодни минимум по 2 кг зерна, а, например, колхоз "Новый
путь" по 4 кг. Это способствовало укреплению трудовой дисциплины.
Теперь колхозники сами спешили на наряд, чтобы получить работу - зимой
нечем было занять всех. Когда в начале 1937 г. я отчитывался о работе
МТС на собрании колхозников "Нового пути", выступавшие там колхозники
жаловались, что бригадиры и правление не дают им работы! Таких жалоб раньше
никогда не бывало. В октябре или ноябре 1936 г. меня вызвали
в областную партийную Контрольную комиссию и предъявили заявление сотрудника
газеты "Молот" Константина Шолохова (однофамильца М.А.Шолохова).
Он писал, что, якобы я в 1930 г., выступая на собрании парторганизации
редакции, сам рассказал, что когда учился во ВКИЖе, состоял в правотроцкистской
организации и участвовал там в выпуске нелегальной троцкистской газеты.
Я решительно заявил, что это гнусная клевета. Мне предложили написать
письменное объяснение. Я написал и уехал домой с твёрдой уверенностью,
что парткомиссия тщательно разберётся и гнусный клеветник будет разоблачён.
Однако этого я не дождался. |
© 2009 Тетради