ТЕТРАДЬ ЧЕТВЕРТАЯ (1930-1933 годы)
Мемуары
Степана Васильевича Бондаренко. Эта часть написана в 1976 году.
|
Завершение коллективизации и газета "Молот"
Почему <в декабре 1930 г.> я решил
ехать в Ростов-на-Дону? В то время в Ростове строился первенец индустриализации
страны, первенец пятилетки - Ростовский завод сельскохозяйственного машиностроения
- "Ростсельмаш". Этому заводу придавалось огромное значение.
О нём говорили в своих выступлениях руководители партии и государства,
о нём чуть ли не ежедневно писали все газеты страны. И я решил ехать в
Ростов, чтобы поступить на "Ростсельмаш" простым рабочим. Дволайцкий радушно принял меня. При редакции
была комната - нечто вроде общежития - там стояло четыре койки. Меня сразу
же поместили туда. Зачислили литературным сотрудником сельскохозяйственного
отдела; выдали денежный аванс под зарплату, и я облегченно вздохнул.
Начало 1931 г. знаменовалось завершением
сплошной коллективизации в Северо-Кавказском крае (в Северо-Кавказский
край входили: нынешняя Ростовская область, Краснодарский край, Ставропольский
край, Северная Осетия, Чечено-Ингушетия и Дагестан). О Дулькине следует сказать отдельно. Он был
примерно моего возраста. Коренной ростовчанин из Нахичевани. Из обрусевшей
еврейской семьи. Отец его был ремесленником. Большая семья Дулькиных в
дореволюционное время жила на "селёдке и чесноке". Гриша по
окончании школы работал на предприятии. Затем служил в Красной Армии,
дослужился до комвзвода. После демобилизации работал в редакции "Молот".
Большой оптимист в жизни. Никогда не унывал. Общительный. Бабник. В одной
из станиц мы с ним стояли на квартире несколько дней у вдовушки лет 40,
у которой была уже взрослая дочь. И Гриша ухитрился одновременно ухаживать
за мамашей и её дочкой. Нашу выездную редакцию направили в крупнейший
на Кубани Лабинский район. Районный центр - станица Лабинская (ныне город
Лабинск) - насчитывал тогда где-то около 20 тысяч населения. Прибыли мы
туда ночью. Стояла непроглядная темень и непролазная грязь. Мы шли в гостиницу
серединой главной улицы, и я попал в какую-то колдобину и набрал грязи
за голенища сапог. В гостинице было сыро, холодно (она не отапливалась),
неуютно. Из Родниковской Владимирский полк двинулся в станицу Моховскую. Мы последовали за ним. К этому времени районная типография выделила в наше распоряжение несколько наборных касс со шрифтами и плоскопечатную машину с ручным приводом, а также наборщика и печатника. И в станице Моховской мы выпустили несколько листовок-газет "Молот" на завершении сплошной коллективизации". В них мы печатали заявления о вступлении в колхоз и призывы вступающих к другим станичникам последовать их примеру; помещали заметки о "боевых действиях" лучших подразделений Владимирского полка, добившихся наибольших успехов, критиковали тех, кто категорически отказывался вступать в колхоз. Гриша собирал материалы для листовок, а я обрабатывал их, верстал эти листовки, вычитывал корректуру. Память не сохранила никаких подробностей, деталей пребывания в станице Моховской. Запомнился только один эпизод: когда выезжали из неё в следующую станицу, Костромскую, пара волов не могла вытащить бричку с печатной машиной, застрявшую в грязи, и на помощь волам пришлось приглашать несколько бойцов из Владимирского полка. В Костромской, которая расположена в лощине, грязи оказалось ещё больше. Владимирский полк прибыл сюда в намного поредевшем составе - многие вернулись домой. Как только стало известно, что выездная редакция "Молота" прибыла в Костромскую, к нам пришло несколько человек с жалобами. Они рассказали о том, что местные активисты ходят по домам казаков, которые не хотят вступать в колхоз, устраивают в этих домах обыски и отбирают сало, другие продукты и вещи. Мы сразу занялись расследованием этих жалоб. Они оказались справедливыми. Были установлены лица, которые занимались этим делом. На второй же день мы выпустили газету-листовку, в которой разоблачались (как мы их назвали) мародеры и высказывалось требование немедленно привлечь их к суду, применить к ним высшую меру наказания как к грабителям. Но тут же газета призывала казаков вступать в колхоз. Листовка-газета взбудоражила всю станицу. В тот же день из района прибыли представители следственных органов. Чуть ли не в течение одного дня было закончено следствие. Из Ростова прибыла выездная коллегия краевого суда. Виновные были приговорены к различным срокам заключения. Судили открыто. И это резко повлияло на настроения населения станицы. В частности и на тех, кто ранее категорически отказывался вступать в колхоз. Через несколько дней после суда коллективизация в станице при помощи Владимирского полка была завершена. В станице Костромской завершил свою миссию Владимировский полк. Прекратила свою работу и выездная редакция газеты "Молот". Шрифты, печатную машину и другое типографское оборудование отправили с наборщиком и печатником в районную типографию. Мы же с Гришей Дулькиным поехали дальше, в станицу Переправную для проверки подготовки к весеннему севу. В субботний день пошли в баню. Оказалось, что там вместе моются мужчины и женщины. Я не стал мыться и вернулся на квартиру, а Гриша остался в бане и там искупался вместе с казачками. Из Переправной мы с Гришей вернулись в Ростов. Редактор газеты остался доволен нашей работой. О работе выездной редакции по завершению
сплошной коллективизации мы написали в "Правду". Наша корреспонденция
(размером более 100 строк) была напечатана на первой странице "Правды"
за подписью: "Выездная редакция газеты "Молот". Наши фамилии
под этой корреспонденцией не были поставлены. И я думаю потому, что всего
несколько месяцев назад моя фамилия называлась как одного из оппортунистов
ВКИЖа. |
Сбор урожая в колхозах
В редакции "Молота" я был единственным
работником из мужиков, практически знавшим сельскохозяйственное производство.
Поэтому меня часто посылали в колхозы. В июне 1931 года редакция решила
направить меня на время уборки в лучший колхоз края - сельхозартель "Октябрь",
объединивший казаков всей станицы Выселки Кореновского района. Этот колхоз-станица
был первым создан на Кубани. Возможно, я был на уборке в этом колхозе
не в 1931, а в 1932 г. Моя задача состояла в том, чтобы ежедневно информировать
редакцию о ходе уборки в этом хозяйстве, показывать его опыт, чтобы на
этом опыте учить остальные колхозы края. Накануне начала косовицы во всех бригадах
колхоза проводилось обсуждение плана уборки. Я пошёл на собрание самой
крупной - девятой бригады, которая имела самый большой посев озимой пшеницы
(1200-1300 гектаров). О плане уборки в этой бригаде докладывал сам председатель
колхоза, Демченко. Сначала собравшиеся спокойно слушали его. А как только
он сказал, что всю скошенную пшеницу надо вязать в снопы, женщины, которых
было большинство на собрании, в один голос начали кричать: "Не будем
вязать!" Поднялся невероятный шум. Председателя не стали слушать.
Бригадиру с трудом удалось успокоить "расходившихся баб". Но
как только председатель снова заговорил о вязке снопов, его опять прервали. Назавтра заболел парторг колхоза Панков и
мне была предоставлена его линейка с лошадьми для выезда в поле. Выехал
я из станицы где-то часов в 10 утра и сразу направился в девятую бригаду.
Когда я подъехал к участку, уборочные работы были уже в разгаре. Мужчины
сидели на косилках, а женщины вязали снопы. Заметив меня, женщины начали
выкрикивать: Очевидно, уже в августе 1931 г. в составе
выездной редакции "Молот" меня направили на уборку в районы
нынешнего Ставропольского края. В неё входил так же Гриша Дулькин и другие.
Возглавлял секретарь редакции Александр Владимирович Михалевич
(которого все называли просто Сашей). Выездная редакция на сей раз имела
специально оборудованный вагон - в нём размещались типография и кабинеты
для рабочих типографии и редакции. К вечеру на попутной подводе я добрался до
полевого стана колхоза. Ещё работала молотилка. Недалеко от тока стоял
передвижной вагончик. На нем вывеска: "Полевой штаб". В вагончике
познакомился с секретарем этого штаба. Он объяснил мне, что членами штаба
являются председатель колхоза, председатель сельсовета и секретарь партийной
ячейки. Штаб принимает ежедневные рапорты от бригадиров и уполномоченных
сельсовета по участкам единоличников, обсуждает их отчеты и принимает
решения. Начальником штаба является секретарь партячейки Дмитриев. Без
его разрешения и официальной, подписанной им увольнительной записки, ни
один колхозник, выделенный для работы на уборке, не имеет права отлучиться
с поля. Когда стало уже темнеть, молотилка остановилась. Колхозники сели
за ужин, а затем стали располагаться, кто где мог, на ночевку. С наступлением
темноты появился и Дмитриев. Вместе с ним я ночевал в вагончике штаба. На основе этих наблюдений у меня созрело
предложение: отделить подвоз с поля скошенного хлеба от молотьбы; то есть:
скошенный хлеб прямо в копнах на специальных тягалках стягивать с поля
в определенное место и скирдовать, а потом к скирде подвозить молотилку
и молотить только со скирд. Это позволило бы за счёт ликвидации простоев
ускорить уборку урожая с поля в скирды и повысить производительность молотилок.
Вернувшись из села Обильного в наш вагон - выездную редакцию, я высказал
свои соображения Михалевичу. Очередной номер газеты "Молот"
на уборке" вышел с шапкой на всю первую полосу "Молотить только
со скирд" с моими доводами в пользу такой организации уборочных работ.
Затем такого же содержания корреспонденция под тем же заголовком "Молотить
только со скирд" была опубликована в самой газете "Молот".
Предложение было одобрено Крайисполкомом и распространено на весь край. Из Георгиевского района наш вагон-редакция выехал в Воронцово-Александровский район. Там я побывал в станице Прасковеевской - знаменитой своими виноградниками и винами. И впервые увидел как растет хлопок и узнал, почему на одном и том же стебле бывают цветы разной окраски - розовые, темно-синие, желтые, белые. Потом мы побывали в Прикумске и закончили свой рейс в станице Апполонской (Апполонской МТС). Во всех этих районах пропагандировали молотьбу со скирд. В этом была одна из важных заслуг выездной редакции. Её работа получила хорошую оценку со стороны редактора и Крайкома партии. В 1931 году по инициативе Михалевича редакция "Молота" организовала краевое соревнование 250 лучших колхозных полеводческих бригад. Оно так и называлось: "Соревнование 250". В него было вовлечено по несколько бригад изо всех районов края. Редакция газеты держала постоянную связь с ними: вела переписку, посылала в эти бригады своих корреспондентов, систематически печатала материалы об их работе. 1931-ый год был, по-существу, годом становления колхозного строя. И цель "Соревнования 250" состояла в том, чтобы на лучшем опыте этих бригад учить остальные бригады и колхозы. И оно, несомненно, сыграло в этом немаловажную положительную роль. |
Друг Саша Михалевич
Во время работы выездной редакции мы подружились с Михалевичем, и эта дружба продолжалась долгие годы. Александр Владимирович Михалевич по возрасту был моложе меня на два-три года. Он был самым грамотным, наиболее талантливым, инициативным и энергичным журналистом среди всех работников "Молота". Он работал ответственным секретарем редакции, одно время ведал промышленным отделом, но по-настоящему увлекался вопросами сельского хозяйства, колхозного строительства. А я, как уже сказано, был единственным работником редакции из мужиков, знавшим практически сельхозпроизводство. Это привлекло внимание Михалевича ко мне - по вопросам сельского хозяйства он часто консультировался со мной. А я учился у него журналистскому делу, и в этом отношении я многим обязан ему. Но нас сближало и другое - единство взглядов, скромность в быту, в поведении, и Саша Михалевич долгие годы был, пожалуй, единственным настоящим моим другом. По происхождению А.В.Михалевич был сыном
попа (который умер, когда Саше было всего несколько лет), поэтому к нему
относились с некоторым недоверием, хотя и ценили его способности, долго
не принимали в партию. В кандидаты в партию его приняли в 1935, или даже
в 1936 г., и сразу же он был назначен редактором краевой сельскохозяйственной
газеты "Сельская правда". Газета издавала и журнал "Крестьянка".
Редактором журнала считался редактор газеты, но фактически журнал вел
заместитель редактора журнала. Став редактором газеты, в конце 1936 г.
Михалевич заместителем редактора журнала пригласил Нину Павловну, где
она и работала до моего ареста. В 1937 г. А.Михалевич был снят с поста
редактора "Сельской правды" и исключён из партии (одно из предъявленных
ему обвинений - связь с врагом народа С.В.Бондаренко). В 1938 г. у него
отобрали паспорт и объявили, что вместе с семьей он будет выслан в Сибирь.
Но высылка почему-то не состоялась, и Михалевич устроился на работу в
ОблТАСС. Во время войны, кажется, работал в военной газете и был восстановлен
в партии, а в 1944 г. после освобождения Киева от гитлеровцев, был назначен
зам.редактора республиканской газеты "Правда Украины". |
Степан Васильевич Бондаренко
(1930-е годы)
|
Ростов-на-Дону, железнодорожный
вокзал (нач. 1950-х)
|
Бетал Калмыков
Осенью, (примерно в октябре) 1931 г. мне
предоставили трудовой отпуск и путевку в дом отдыха в Нальчике. Я охотно
поехал туда. Нальчик интересовал меня не только как столица Кабардино-Балкарской
автономной республики. Была и другая причина. Секретарем Кабардино-Балкарского
обкома партии работал национальный герой Бетал
Калмыков. О нём ещё при жизни слагали в народе песни и легенды. Кабардинец.
Батрак. В годы гражданской войны возглавлял партизанский отряд красных.
В боях отличался беспримерной храбростью и отвагой. После освобождения
родной Кабарды от белогвардейщины стал одним из главных организаторов
Кабардино-Балкарской АССР. Став секретарём обкома, будучи малограмотным,
проявлял необыкновенные организаторские способности, незаурядный ум и
талант, преданность Советской власти, делу Ленина. Пользовался огромным
авторитетом и любовью своего народа. Из Нальчика до дома отдыха, в который у меня
была путёвка, километра полтора. Я шёл туда пешком. Вдоль всей дороги
ещё цвели розы. По обе стороны дороги - свежие посадки молодых яблонь.
И розы и яблони были посажены по инициативе Бетала. Многие работники возражали
ему: |
Хлебозаготовки, колоски и выселения
Я недолго работал литсотрудником; вскоре меня назначили заместителем зав.сельхозотдела, а затем - заведующим отделом. Мне доверяло не только руководство редакции, но и коммунисты: я был избран членом партбюро и заместителем секретаря парторганизации. Редакция предоставил мне жильё - комнату в том же доме, в котором находилась редакция. В начале 1932 года ко мне в Ростов из Москвы переехала Нина Павловна. Её приняли на работу в редакцию сотрудником сельхозотдела. Артёма водили в детские ясли, помещавшиеся во дворе издательства. Сплошная коллективизация и ликвидация кулачества
как класса по всей стране сопровождались резким упадком сельскохозяйственного
производства. Шло массовое уничтожение скота - крестьяне не хотели сдавать
в колхозы подлежащее обобществлению поголовье и забивали даже стельных
коров и супоросных свиноматок. Отсутствие кормов и должного ухода приводили
к массовому падежу лошадей и другого обобществлённого скота. Резко сократились
и посевные площади, катастрофически ухудшилась обработка полей и поэтому
намного снизилась урожайность. В стране наступил острый недостаток продовольствия,
была введена карточная система на хлеб, другие продукты и товары. Острый
недостаток продовольствия наступил и на Северном Кавказе - в этой одной
из богатейших житниц страны. Наступил 1932 год. Приближалась весна, весенний
сев, а колхозы не имели даже семян для посева. Краевой съезд колхозников прошел с подъёмом,
при высокой активности, принял специальное обращение ко всем колхозникам
края, но он не мог изменить сложившейся в большинстве колхозов тяжелой
обстановки. В 1932 году по предложению Александра Михалевича было решено выпустить специальный сборник "250", посвященный прошлогоднему соревнованию 250 бригад с тем, чтобы показать работу лучших из лучших, обобщить их опыт, сделать этот опыт достоянием всех колхозов края. В состав редколлегии сборника кроме Михалевича и меня, входило ещё несколько человек. Но вся черновая работа по выпуску сборника в 300 с лишним страниц - организация, обработка и редактирование материалов - легла на наши с ним плечи. Сборник надо было во чтобы то ни стало выпустить к 15-й годовщине Октября. И мы в течение примерно трёх недель буквально все ночи напролет работали на квартире Михалевича. Когда сильно клонило ко сну, пили горячий крепкий чай, добавляя в него по столовой ложке портвейна. Просиживали за работой до 4-5 часов утра, а к 9 часам надо было быть в редакции газеты и выполнять основную работу. Сборник вышел к сроку, но, к сожалению, имевшийся у меня экземпляр был утерян при аресте в 1937 году. Положение в колхозах, в сельском хозяйстве
края в целом, становилось угрожающим. Это, видимо, встревожило Сталина.
В декабре 1932 г. в качестве особого уполномоченного ЦК ВКП(б) в Ростов
прибыл член Политбюро Лазарь Моисеевич Каганович, который считался одним
из самых приближенных к Сталину людей. Начались массовые репрессии против
руководящих кадров - секретарей сельских райкомов, секретарей парторганизаций
и председателей колхозов, рядовых коммунистов и колхозников. Как я лично относился к этим событиям? Должен
признаться, что считал их закономерными. Я, как и тысячи коммунистов,
бездумно верил Сталину и оправдывал все эти жестокие репрессии против
населения революционной целесообразностью; неизбежностью классовой борьбы.
Мы, коммунисты, не могли обсуждать проводимые мероприятия, а обязаны были
слепо выполнять все указания сверху. Один из членов нашей парторганизации,
член партии с 1920 г., работавший цензором, где-то в частном порядке высказал
неодобрение того, что делалось в станицах. Он был немедленно арестован,
и больше мы его не видели. Фамилия его - Завьялов. 18 марта 1933 марта родилась Наташа. Ещё об одном факте, относящемуся к тому времени. До прихода Гитлера к власти в Германии была сильная компартия. Кроме центрального органа партии - газеты "Роте Фане" выходили ежедневные областные коммунистические газеты. С одной из них, издававшейся в Эссене "Рур эхо", наш "Молот" обменивался своей продукцией. Редакция "Рур эхо" попросила прислать ей фото и биографии основных работников "Молота". В числе других были посланы и моё фото с краткой биографией. После я думал: как хорошо, что об этом не знало НКВД в 1937 г., иначе мне бы обязательно приписали шпионаж в пользу Германии. |
© 2009 Тетради